— Не бойсь, — сказал моторист. — И без тебя выдюжим, во!
— Доиграешься ты, Тряпкин, — сказал доктор.
Человек вылез обратно на камни, и старпом услышал, как он шепнул своим людям: «Следите за вещами… Случайный народ, по всему видно… Прошлый раз без песцовых чучел остались…»
— Вы слышали, что он болтает? — спросил Ниточкин.
— Нет, — соврал старпом.
— Он однорукий…
— Мария, где печка? — спросил однорукий.
— Возьми винтовку у меня, — сказала женщина. — И проверь: кажется, заряжена.
Однорукий ловко подхватил левой рукой винтовку, вскинул ее над головой и выстрелил. Эхо стремительно вернулось от скал, завертелось во тьме. И все молчали, пока оно не стихло.
— Пантюхин, перенеси людей на катер, — сказал старпом. — Давайте! — приказал он женщине.
— Иди вперед! — приказала она однорукому.
— Мария, где печка? — спросил он опять.
— Кончайте разговоры! Время не ждет! — сказал старпом. — Ну!
Однорукий спустился в воду и пошел к катеру, минуя Пантюхина. И опять все молчали, пока он, цепляясь одной своей рукой, перевалился через борт. Звякнула о палубу винтовка.
— Следующий, — сказал старпом. — И нечего зря ноги мочить.
Трое людей из экспедиции переехали на катер в руках Пантюхина. Женщина помедлила, оглядываясь вокруг, прощаясь с промерзшими скалами в притоке реки Гендершторма на острове Новая Сибирь. Старпом не торопил ее.
— Тьфу ты, — сказал Ниточкин. — Опять я прошлогоднюю повариху вспомнил! Портят мне настроение эти места.
— Не ври, Катушкин, — пробурчал доктор. — Настроение у тебя совсем по другому поводу испортилось…
В чернильной мгле ярко горели костры, их огонь не мерцал, светил теперь ровно-оранжево. Костры остались одни на промерзших скалах: тяжелые туши плавниковых коряг в кострах оседали, подточенные огнем, оседали медленно и плавно, не вздымая искр. Пар от тающего льда и снега мешался с дымом. Наверное, поэтому костры и светили таким ровно-оранжевым светом.
Старпом вел катер, то и дело оглядываясь на костры, стараясь держать их точно по корме. И почему-то думал о них: о том, как тьма все плотнее смыкается вокруг огня, брошенного людьми на произвол судьбы, на одинокое затухание. Старпому было жалко костры. Он знал, как шипят сейчас угли, откатываясь в снег, как быстро окоченеют головешки, как тоскливо будут дымить торцы бревен, торчащие из костров, как выкипит влага, пузырясь и паря. Торцы бревен так и не сгорят, потому что некому будет подтолкнуть их дальше в огонь…
Кубрик катера был полон людьми, они спали там вповалку.
Только женщина стояла в углу рубки, прижавшись лбом к стеклу окна.
Минут через тридцать старпом перестал оглядываться на костры, потому что один из них пропал, а другой казался тлеющей во мраке отсыревшей спичкой. Старпом теперь шарил биноклем впереди по курсу — искал отблеск судового прожектора. Мотор катера работал ровно, уверенно. Катер возвращался домой, как и положено всякой порядочной лошади, резвее и веселее. Но судно не выказывало себя, и это было неприятно. И еще неприятнее было, что люди из экспедиции, спящие в кубрике, были чужие и замкнутые.
— Сколько вы здесь бродили? — наконец спросил старпом женщину.
— Забросили вертолетом в мае, — ответила она вдруг каким-то очень молодым и очень женским голосом. Голос совсем не вязался с ее обшарпанным и старым видом.
— Сколько вам лет? — спросил старпом.
— Сорок восемь, — не сразу ответила женщина.
— А дом-то у вас есть? — грубо спросил старпом. — Муж, дети?
— Я здесь с мужем, а детей нет.
— Это однорукий — муж? — догадался старпом.
— Его зовут Валерий Иванович. И у него еще фамилия есть, и звание кандидата наук. И должность.
— Простите, — сказал старпом. Он все не видел прожектора, хотя, судя по ветру и волне, они уже вышли из-за мыса. Тучи поредели. И несколько звезд замерцали среди них. Старпом прикинул в уме созвездия, время и широту места и нашел Арктур. Он, пожалуй, мог бы найти его и без созвездий, потому что любил Арктур за лучистость и ясность.
— Альфа Боутис, — пробормотал старпом.
— Где, вон эта? — спросила женщина с оживлением.
— Да, самая яркая левее носа.
— Альфа Волопаса, — сказала женщина.
— Совершенно верно, — согласился старпом.
— Про него Паустовский писал, — сказала женщина. — И Федин, и Казаков.
— Пишут всякую чепуху, — пробормотал старпом. — Название красивое, вот и пишут, а поди, и не найдут, если спросишь…
— Наверное, вы правы, — сказала женщина.
— Постойте-ка у штурвала, — сказал старпом. — Мне надо ракету бросить, Мария?..
— Степановна, — сказала женщина и перехватила рукояти штурвального колеса. — Куда держать?
— А вот на Альфу Волопаса и держите.
— Он сейчас скроется: тучи летят быстро очень.
— А я тоже быстро, — сказал старпом, с удовольствием распрямился, сделал несколько хуков в переборку, закурил и вытащил ракетницу. Женщина очень старалась править прямо на Арктур, но катер стал рыскать. Старпом высунул руку в окно и выстрелил в том направлении, где, как ему казалось, должно было быть судно. Красная ракета, шипя, ушла во тьму, раскалывая, но не разжижая ее. Старпом увидел впереди стамуху, узнал по очертаниям вершины и обрадовался: значит, пока они шли правильно.
— Красота какая, — сказала женщина. Ракета рассыпалась и рыжим лошадиным хвостом мотнулась над морем. И сразу левее их возникло ответное, слабое и короткое зарево.
— Вот так, — сказал старпом и перехватил. — Через часик будем суп есть. Вы к нам на довольствие станете или на сухом пайке?